|
В том, что касается Темных Миров, недоумение вызывает многое, но одно — больше всего. Почему, при том, что Темные Миры — самое таинственное место во Вселенной, их посланцы встречаются чуть ли не повсеместно? Как получается, что при всей их назойливой активности мы до сих пор не имеем ни малейшего представления об их целях? Почему, зная о том, где гнездится враг — а Темные Миры присутствуют на любой порядочной Фотурианской карте — наш славный Орден, казалось бы, ничего не предпринимает, чтобы разделаться с ним раз и навсегда? Объяснить это довольно трудно, но я попробую. Вы, вероятно, слышали уже о нескольких экспедициях в Темные Миры, предпринятых нашими товарищами — Брогсеном, Ардлаком и Аарданом, и помните, чем эти экспедиции увенчались? Правильно, ничем: каждый, словно в хрустальном шаре, увидел в Темных Мирах свое. В том и загадка этих четырех планет, что насколько их посланники вездесущи, настолько природа их самих неясна. На определенном этапе исследований мы просто натыкаемся на глухую, без щелочки, стену — они, эти миры, на виду, однако достучаться до них невозможно. Что? Я слышу голос из зала: пробовали ли мы? Да, конечно, пробовали, и еще как! Однажды мы даже решились на радикальные меры: для того, чтобы покончить с Темными Мирами, Ондрид собрал целый флот из дружественных Фотурианцам миров науки. Десять тысяч кораблей отправились в это проклятое место и сожгли все дотла; более того — еще несколько месяцев флот держал сектор Темных Миров в оцеплении, дабы никто из уцелевших не смог ускользнуть. И что же вы думаете? Никто и не пытался! Однако посланников Темных Миров во Вселенной меньше не стало — напротив, появились новые, еще более причудливые, еще более ревностные в своем непонятном служении! Откуда они взялись? Не знаю — все, до чего я додумался, так это до того, что они, как бы странно это ни звучало, были там всегда. Да-да, во всех Землях — словно Темные Миры — не их родина, а лишь некая точка фокусировки, место, где они непонятным образом обретают себя. Есть над чем задуматься — тем паче, что после ухода Фотурианского флота все четыре сожженных планеты вернулись, причем точно такими же, какими и были при его появлении. Кто-то или что-то заново отстроило свою бутафорию — так я это понимаю. Расскажу теперь о своем опыте общения с Темными Мирами. Я тоже не увидел их подлинного лица — передо мной предстали все те же миры науки, заурядные, банальные и утомленные сами собой. Удивительная точность моделирования — все они были густо населены, и люди в этих мирах вели обычную человеческую жизнь. Я сказал «люди»? Прошу прощения — это, разумеется, не так. Все они, без исключения, при близком рассмотрении оказались подделками — минимум жизненно важных органов, зачаточный собственный разум — по-видимому, деятельность их управлялась какой-то программой, не иначе. В целом, впечатление это все производило очень зловещее — словно кто-то состряпал балаган именно для нас, Людей Будущего, причем не слишком беспокоясь о правдоподобии. Кому для издевки не жаль поистине колоссальных ресурсов — это и до сих пор самый тревожный вопрос, связанный с Темными Мирами. О связи же их с Предметами Нид я расскажу в другой раз. Эразмус Пауле, из выступления перед молодыми Фотурианцами в Земле Тилод |
В Землю Тотм, где правил молодой король Анджул, прибыл Ойх, посланник Темных Миров. Дабы умилостивить гостя, который в соседних Землях успел прослыть могущественным колдуном, король поселил его у себя во дворце и осыпал всяческими милостями. С собой Ойх привез резную шкатулку из синего камня, в которой хранились особые таблетки, изготовленные в Темных Мирах. Любой, кто принял такую таблетку, получал возможность на краткий миг нарушить Законы Мироздания. Сперва король не хотел глотать пилюлю, но затем все же решился.
- Давайте, Ваше Величество, давайте, - говорил Ойх. - Это вам только на пользу. Чего вы хотите больше всего?
- Странный привкус, - заметил Анджул, проглотив таблетку. - А не хватает мне, любезный Ойх, лишь одного. С тех самых пор, когда голос мой огрубел, и под носом начали пробиваться усы, я мечтаю о великой, бессмертной и всеобъемлющей любви, испытать которую смертному дано единственный раз в жизни. Ах, любовь, как томится без нее мое сердце! Вы знаете, что такое любовь, Ойх? Конечно же, нет, вас ведь вырастили в пробирке, у вас, кажется, вместо сердца какая-то пружина! Любовь, мой милый, это нечто неописуемое, это блаженство, музыка сфер! Какой нежностью я окружил бы свою возлюбленную, какие бы подвиги я совершил в ее честь!
- Гм, - промычал Ойх. - Так за чем дело стало? Найдите подходящую бабенку и женитесь. Любая пойдет за короля.
- Не все так просто, - покачал головой Анджул. - Я бы не попросил таблетку, если бы мог отыскать возлюбленную в толпе осаждающих меня невест. Дело в том, что мне нужна особенная девушка — прекрасная, как звездный свет.
- Как-как? - переспросил Ойх. - Это что — какая-то метафора? Я слаб в поэзии, у нас в Темных мирах стишков не пишут.
- Ну, что вы, - сказал король. - Какие уж тут метафоры — таково мое предназначение, и точка! Это мне на роду писано — влюбиться именно в такую девушку. Пророчество! Так вот, о звездном свете — с этой таблеткой я могу все, так ведь?
- Да, - сказал посланник Темных Миров. - Только поторопитесь, а то ее действие скоро закончится. И что вы, кстати, собрались делать, а?
- Хочу достать звезду с неба, - ответил король. - Как вам вон та? - показал он в небо (стояла теплая летняя ночь). - Достаточно яркая?
- Пожалуй, - согласился Ойх. - Да, это будет даже интереснее, чем я думал. Действуйте, ваше величество, прикажите ей упасть!
Так король и сделал. Звезда — маленькая, но очень лучистая — моргнула, а затем полетела вниз, оставляя за собой тонкий серебристый след. Едва она скрылась за горизонтом, король немедленно снарядил экипаж и вместе с Ойхом отправился к месту падения. Там, в центре гигантского кратера, он нашел девушку — такую стройную, грациозную, кроткую, нежную и прекрасную, что и у закоренелого женоненавистника при виде ее потеплело бы на сердце. Кожа ее была чиста, как серебро, волосы были чернее космической ночи, а глаза струили звездный свет. В довершение всему голос ее звучал, словно арфа, так что неудивительно, что Анджул влюбился в нее с первого взгляда.
Как зачарованный, он подошел к ней, встал на одной колено и пригласил к себе в карету. Всю дорогу они, не обращая внимания на Ойха, продержались за руки, мир для них, казалось, перестал существовать. Король смотрел на Звезду, Звезда — на него, и даже когда везущий карету скакун споткнулся, угодив ногой в кротовую нору, и хорошенько тряхнул экипаж — даже тогда с лиц их не сошла блаженная улыбка, спутник всех беспечных влюбленных. Ночь они провели порознь — целомудрие тогда было в моде — а наутро, чуть свет, в столице уже праздновали свадьбу, да так, что даже кошки с собаками валялись пьяные.
Как же они были счастливы, Король и Звезда! День-деньской, позабыв о делах, они бродили рука об руку по анфиладам дворца, вместе любовались закатами и рассветами, прогуливались по саду, плыли в лодке по усыпанной розами реке, парили на дельтаплане, а не то - брали резвых коней и уносились в поля, где среди кашки и одуванчиков ложились на заботливо расстеленный плащ.
А какими ласковыми прозвищами они награждали друг друга! Дусенькой, пупсиком, плюшечкой, зайчиком, котиком, мышонком, ватрушечкой, поросеночком, звездочкой, светлячком, роднулечкой, лапушкой, кисанькой, цуциком, мурочкой, цветиком, солнышком и девулькиным — так называл Звезду король. Она же в ответ, сияя любовью, звала его крольчонком, пряничком, конфеточкой, калачиком, сдобным своим муженьком, сокровищем, геркулесом, силачом, героем-любовником, а если случалось им гулять под звездами, то даже показывала своим бывшим подружкам кукиш — мол, не отнимете его у меня никогда!
Не только король полюбил Звезду, но и двор, и народ. Всем расточала она дары и улыбки, никого не обделяла своим сиянием. Счастье пришло в Землю Тотм, и король осыпал Ойха богатствами. Подарил он посланнику Темных Миров расшитый золотом плащ, монокль для его единственного глаза, выточенный из цельного хризалита, отлитую из драгоценной платины трость с набалдашником из ограненного изумруда, пятьсот колец, двести слитков серебра, восемьсот коней, вороных и пегих, сто почтовых голубей, загородный дворец из пиладского мрамора, двадцать пять деревень, ключи от казны, королевский алмаз в пять тысяч карат, пятьдесят сапожников, двести портных, триста телохранителей и пару наемных убийц — вдруг пригодится. Для Ойха, выращенного в пробирке и воспитанного на питательной смеси, все это было чересчур, и все же король настоял на своем.
- Для вас, мой друг, мне ничего не жалко, - сказал он посланнику Темных Миров и на его глазах поцеловал жену так сладко, что в кладовых дворцовых засахарились мед, варенье и патока.
Но законы неупорядоченной Вселенной суровы, и если в одном месте прибыло счастья, то в другом уж точно убыло. Едва Звезда волею Анджула сорвалась со своего места, как семь миров, что она освещала и дарила теплом, погрузились в кромешную тьму. Страшный мороз воцарился в системе без светила, и чем дальше, тем больше сковывал Земли беспощадный космический лед. Еще чуть-чуть, и планеты превратились бы в промерзшие насквозь пустыни, но положение спас отважный Фотурианец Иншалла.
Золотое Сердце — так звался Предмет Нид, которым он владел, и был то осколок такой версии Бытия, где мир был бы благосклонен к своим обитателям, и ни вражда, ни злоба не смогли бы завладеть людьми. С помощью этого Предмета Иншалла останавливал войны, прекращал распри и мирил враждующих, какое бы зло не легло между ними. Видя, что Земли, оставленные Звездой, угасают, Фотурианец взял Золотое Сердце, погладил его на прощание и зашвырнул в небо, сотворив тем самым искусственное солнце — небольшое, но очень яркое. Грело оно так же, как и обычное, вот только топлива ему требовалось не в пример больше. По всей Вселенной разослал Иншалла призывы о помощи, и отовсюду в покинутую Звездой систему потянулись караваны с горючим — да, много Земель откликнулись на Зов.
Девятьсот миллиардов тонн водородного топлива прислали Великие Мозги из Земли Анод.
Десять тысяч бочек пальмового масла прибыли с послом из Земли Тлура — это, сообщил он, годовая потребность наших гоночных автомобилей, ради спасения семи Земель мы пожертвовали смыслом нашей жизни — Большими гонками за Кубок Гранд-тур.
На сто тысяч тюбиков синтемифа расщедрилась колыбель Фотурианцев, благословенная Земля Тилод. Тут, правда, не обошлось без неприятностей - Брогсен, тогда еще живой, обругал Иншаллу за то, что драгоценный Предмет тот извел на захудалые планетки, и выгнал бы беднягу из Ордена, не вступись за него сам Ондрид, Первый Фотурианец.
Постепенно движение за обогрев планет набирало обороты. В Землях Стишор и Фоолоф прошли займы в пользу замерзающих, Земля Атлан объявила сбор теплой одежды, да что там, даже из Земли Шкид, известной своей бедностью, пришли три вагона деревянных игрушек — все, чем можно топить, все отдала беспризорная Земля! Воистину, свет еще не видел такой сплоченности, такого желания помочь - каждый день искусственное солнце сжигало миллионы тонн топлива, но никто не жаловался, не роптал, все честно исполняли свой долг, и повсюду царило воодушевление. «Спасем несчастные Земли, подарим людям свет!» - звучал во всей Вселенной рефрен, и даже старые враги, республика НИП и империя Каракан, забыли о вражде и напрягли все свои силы, чтобы отстоять замерзающие планеты от ледяной космической пустоты.
Да, в те дни оказалось, что человек, это создание, слепленное из эгоизма, корысти и себялюбия — куда более велик, чем он сам о себе думал. И все же вечно этот душевный подъем длиться не мог, такова уж природа, и Иншалла задумался о том, что делать дальше. До него уже дошла весть о том, что пропавшая звезда обосновалась в Земле Тотм и даже успела выйти замуж, так что наиболее логичным вариантом было бы как-нибудь вернуть ее назад. Вот только как — по слухам, девушка, в которую она превратилась, была настолько прекрасной, что ее не то, что похитить — обидеть никто не смел! Нет, сам Иншалла тут не годился, нужен был человек, которому женская красота безразлична, кто-то, кто одержим совсем другими идеями… Но кто? Квонлед Насмешник? Нет, он одно время даже был женат, пусть и не очень счастливо. Брогсен? Тоже мимо — кроме того, Иншалла с ним в ссоре. Бордегар? Он безвылазно сидит в Земле Урбон, и его оттуда калачом не выманишь.
Калачом, калачом, калачом… С этим словом было связано что-то знакомое, какой-то памятный образ, который в свое время поразил Иншаллу до глубины души. Ну да, конечно, Гарвиг, проклятый обжора — кто, как не он, умял пять возов калачей на церемонии открытия Земли Тилод? И ладно бы он запил их, как приличный человек, но нет, все всухомятку, даже без масла — о, бездонное брюхо, шайтанов мешок! Да, сказал себе Иншалла, Гарвиг годится для этого дела, как никто, уж ему-то наплевать на женщин, его интересует только жратва. Он даже в Фотурианцы подался лишь для того, чтобы попробовать все блюда во Вселенной, только этим Ондриду и удалось его соблазнить!
И вот Иншалла написал Гарвигу, и Гарвиг двинулся в путь. Не потому, конечно, согласился он вернуть Звезду, что был отзывчив и добр, нет, намного больше любых добродетелей манила его слава пирогов Земли Тотм. Начиненные брусникой, рисом, сомовьим плесом, рябчиками и молоками осетров, вымоченные в фазаньем бульоне, сдобренные овечьим маслом, обвалянные в сыре, запеченные в вине, завернутые в съедобные салфетки из тончайшего теста и посыпанные особой приправой, усиливающей вкус ровно в тридцать два раза — для Гарвига они означали новый вызов. Сколько он сумеет съесть, он, обглодавший до последнего волоконца шесть тираннозавров, жареных в кляре, да еще и запивший этот титанический ланч цистерной сгущенного молока? Не меньше десяти тысяч, не будь он родственник Фотурианца Пантагрюэля, который, как известно, заглатывал голубей целыми стаями, а в животе у него помещалось целое королевство, с флотом, армией и парламентом!
И все же Гарвиг был не так прост, как полагал Иншалла — был он неглуп, неплохо разбирался в людях и по-своему, но все же ценил женщин — поварих, официанток и судомоек. К принцессам из сказок он, правда, действительно был равнодушен — все эти ажурные создания Мифа отлично годились для прогулок под луной, замечательно смотрелись в окошках неприступных башен, но здорового аппетита — а это Гарвиг ставил превыше всего — от них ждать не приходилось. Не разбирались чахлые красавицы в соусах, не знали толка в рыбе и дичи, не ценили доброй выпивки и уж точно не взялись бы месить тесто для пирогов, не говоря уже о начинке. Стоило ли вообще с ними разговаривать? В этом Гарвиг сомневался, однако попытаться ему все же пришлось.
- Сударыня! - обратился он к Звезде сразу же, как прибыл в Землю Тотм и получил аудиенцию во дворце. - Видит пирог, то есть Бог, что пока вы тут развлекаетесь, семь миров гибнут во тьме. Солнце, которое мы поместили на ваше место, хоть и греет, но топлива кушает все больше, так, что мы, можно сказать, не успеваем его кормить. Все наши запасы для него — все равно что кусочек мяса для голодного зверя, такой знаете, поджаристый, хрустящий кусочек, козлятины или говядины, неважно, и под соусом, ну, просто пальчики оближешь!
- И с картошечкой! - подхватил стоящий у трона Ойх, высокий и однорукий. - Мне кажется, я понял, как спровадить этого надоедалу, - наклонился он к королю. - Пойду распоряжусь насчет обеда — заткнем ему глотку, и дело с концом!
- И с картошечкой, - согласился Гарвиг. - Нет ничего лучше, чем намять картошки — ведра два — и растопить в самой середке кусок масла. Воистину чудесная пища! Так вот, о чем это я? Для вас и для всех, сударыня, будет лучше, если вы прямо сейчас подниметесь ко мне на корабль и вернетесь на свое законное место, на небосвод. Это, клянусь рулькой, будет просто замечательно!
Звезда молчала, потупив глаза, и заговорил король Анджул:
- Да как ты смеешь, бурдюк! - воскликнул он презрительно. - Твоя мантия трещит по швам, а вот голова, похоже, совсем худая! Ты что — не видишь, кто перед тобой? По какому праву ты заявился сюда и требуешь, чтобы моя прекрасная, нежная, страстная, честная, мудрая, чистая, ласковая и добрая супруга отправилась с тобой? Ты, видно, совсем выжил из ума, Фотурианец!
- Ваше величество! - Гарвиг подбоченился, да так, что все его сорок пудов заходили под мантией ходуном. - Выслушайте меня, не гневайтесь, гнев вреден для пищеварения. Ваша кроткая, нежная и прекрасная возлюбленная, да продлит колбаса ее дни — это желтый карлик, который в наших каталогах значится как G-212/225. Вот тут она висела до недавнего времени, - ткнул он пальцем-сарделькой в звездную карту. - Сейчас-то это женщина, а раньше была звездой. Ну, да это вы, впрочем, знаете.
- Чушь, - сказал король. - Какой еще желтый карлик, что это за вздор?
- И никакой это не вздор, - отвечал с достоинством Гарвиг. - Ваша жена — это огромный шар из водорода и гелия, вокруг которого вращаются планеты — вращались, по крайней мере, пока она не решила, что долгом своим можно пренебречь. Или ей помогли — а, ваше величество? Не нужно думать, что я слепой. Может быть, глаза мои и заплыли немножко салом, но человека из Темных Миров я ни с кем не спутаю! Куда это он направился, разрешите спросить?
- На кухню, - сказал король.
- На кухню? - переспросил Гарвиг. - Вы сказали — на кухню? Гм… Это, ну… меняет дело. Ааа… а что он делает на кухне, ваше величество?
- Следит за тем, чтобы не подгорел обед. Сейчас время обедать, знаете ли? Присоединитесь?
На лбу у Гарвига выступил пот. Он боролся с собой изо всех сил — сначала дело, пирожки потом, сначала дело, пирожки потом — но мысль о пирожках оказалась сильнее, и он пожевал губами один раз, другой, а потом сказал:
- А, ладно! Заберу вас, сударыня, после обеда! Что сегодня в меню, ваше величество?
- О, нечто особенное, - ответил вместо короля вернувшийся с кухни Ойх. - Бомба вкуса, вы и глазом не моргнете, как подчистите все тарелки!
Наступила пауза. Они стояли друг напротив друга — чудовищно толстый Фотурианец и бледный, как смерть, посланник Темных Миров. Две противоположности, две концепции Будущего.
- А ведь вы на редкость неприятное существо, - сказал, наконец, Гарвиг. - У меня от вас изжога. В Упорядоченной Вселенной таких, как вы, слава Творцу, не будет.
- Весьма польщен, - поклонился Ойх. - В том мире, к которому ведут человечество Темные Миры, люди вроде вас будут получать по половинке плавленого сырка в день.
- Да полно вам, - разрядил обстановку король. - Вы, любезный кушайте, - сказал он Фотурианцу, - а моя жена составит вам компанию. Не вздумайте только ее похитить, потому что стража моя хорошо обучена и мигом заколет вас пиками. Мы же с нашим другом посоветуемся и дадим вам ответ. Приятного аппетита!
С этими словами король взял под руку Ойха, и они вышли из зала. Гарвиг остался наедине со Звездой.
- Что ж, поедим, - вздохнул он и расстегнул Фотурианскую мантию. - А вы, ваше величество? - обратился Гарвиг к королеве. - Будете клевать, как птичка, или покушаете по-человечески? Подумать только - вы ведь раньше были звездой, такой изобильной, щедрой! Сколько же вы съедали в день, мне интересно? Миллион тонн водорода, десять? Невесело это, должно быть - после таких масштабов превратиться в худосочную девицу, которой и пол-куропатки не осилить!
- А вы всегда так много едите? - спросила Звезда; слуги в это время внесли в тронный зал большой стол, накрыли его белой скатертью и принялись расставлять блюда с едой. Были тут и тотмские пирожки, и дымящиеся супницы, и накрытые стеклянными колпаками сыры, и аппетитно разложенные ломтики колбас, и печеная рыба, и горы зелени, и вазы с салатами, и розовая ветчина, и пряники, и крекеры, и заливное, и паштет, и раки с лангустами, и батареи бутылок с ликерами, наливками и вином.
- Конечно! - воскликнул Гарвиг. - Как еще мне славить грядующую Упорядоченную Вселенную, в которую я верю — Вселенную бесконечно богатую, вечно обновляющуюся, неисчерпаемую, такую, где от грубых, сочных радостей жизни сможет черпать всякий?Пробовать новое, наслаждаться уже пройденным, есть и пить вдоволь, не зная ни в чем нужды — вот мой идеал, как он есть! Конечно, натурам возвышенным он покажется вульгарным и ограниченным — что ж, это их право. Лет двадцать назад я был худ, как щепка, и голодал неделями, вот только эстетом это меня не сделало. Когда же Фотурианцы приняли меня к себе, я решил так: пускай я не силен в прекрасных чувствах — не до них было в поисках куска хлеба — зато могу сделать так, чтобы я и люди вроде меня, с таким же ужасным прошлым, могли жить в довольстве, не страшась убожества и нищеты. Это ведь не так уж-то и мало — жить в довольстве, и, возвращаясь к вопросу о том, кто и что может сделать — почему вы оставили свое место во Вселенной, Звезда? По какому такому праву вы бросили своих подопечных?
- Меня призвала сила любви, - ответила, потупясь, Звезда. - Это могучая сила, ничто во Вселенной не может ей противостоять.
- В Неупорядоченной — да, - согласился Гарвиг. - В такой Вселенной силе не может противостоять ничто — ни долг, ни совесть, ни здравый смысл. В ней все делается по щучьему велению, и наплевать на последствия — лишь бы было красиво, романтично, по-сказочному.
- Но ведь сказка — это прекрасно! - сказала Звезда. - В жизни людям не хватает волшебства — не просто же так им хочется, чтобы звезда упала с неба! Они хотят любви, сказки, чуда, всего, на что так бедна обыденность! Хоть немножко еще побыть искренними, честными и чистыми детьми — вот что им нужно.
- Детьми? - кисло переспросил Гарвиг и с тоской взглянул на уставленный яствами стол (Боже, на кой черт эти объяснения, поесть бы уже!). - Ну, конечно — детьми! Какие же вы все-таки инфантильные, существа Мифа! Вам бы только развлекаться да грезить вымышленными мирами, пока другие бодрствуют и за все несут ответственность!
- А вам бы только причинять людям боль! - парировала Звезда. - Мы ведь любим друг друга, Анджул и я — как вы не можете понять? Почему ради счастья всех мы должны жертвовать своим, личным счастьем? Неужели нельзя решить все иначе?
- Нельзя, - сказал Гарвиг, усаживаясь-таки за стол и беря хорошенько сдобренную уксусом лопатку молодой косули. - Это простая арифметика: целых семь Земель против счастья одной единственной влюбленной пары.
- А чувства?
- О чувствах речь не идет. Не знаю, Звезда, утешит ли вас это, но в Упорядоченной Вселенной, которую строим мы с товарищами, ситуация вроде вашей просто не сможет возникнуть. Короли в ней будут на своем месте, а звезды — на своем. Чудес, из-за которых будут страдать другие, больше не случится.
С этими словами Гарвиг весь обратился к еде, а Звезда устало опустилась в кресло, ожидая решения короля.
А король тем временем совещался с Ойхом.
- Нет, ну какова скотина! - кипятился Анджул. - Кто я ему — мальчишка, что ли? Я, черт возьми, король! Скажи мне, Ойх, скажи как на духу — если ли хоть ничтожная вероятность, что он врет? Потому что, если семь Земель, погибающих без солнечного света — сказки, Богом клянусь, я прикажу натопить из него свечей!
- Э, нет, ваше величество, все это чистая правда, - сказал Ойх. - Если Звезда не вернется, семь миров канут во тьму, вот только я понять не могу, какое вам до них может быть дело? Ну, погибнут семь штук, еще сто сорок останется. Можно подумать, там живут какие-то особенные люди, без которых Вселенная обеднеет! Вот ваше чувство — дело другое, оно и вправду нечасто встречается. Такую страсть - возвышенную, граничащую с обожанием - вы в этих пошленьких мирках не найдете. Так что выше нос, ваше величество, и к черту угрызения совести! Любовь стоит любых жертв, вот и жертвуйте смело — вы же романтик, разве нет?
- Романтик! - хлопнул король по столешнице из палисандрового дерева. - И до мозга костей! Но, - задумался он вдруг, - что мы скажем этому пузану-Фотурианцу? Вдруг у него в рукаве припрятан козырь-другой?
- Это уж предоставьте мне, - Ойх похлопал короля по плечу. - Сала на нем наросло много, но и такую броню можно пробить, если действовать правильно. Будем бить самым сильным нашим оружием.
- Каким?
- Любовью, ваше величество, любовью и ей одной. Доверьтесь мне, - сказал Ойх, видя сомнение Анджула. - Мы в Темных Мирах не поэты, но с чувством работаем неплохо, все равно что с глиной — ну-ка, ложитесь на стол и постарайтесь не кричать зря.
Сказав так, посланник Темных Миров отрастил себе на пальцах скальпели, разрезал королевскую грудь и извлек из нее прекрасное и сияющее чувство — любовь короля к Звезде.
- Ого, да тут мир покорить хватит! - присвистнул он и принялся лепить из него могучую армию, такую, что Гарвига одолеет без труда. Один за другим выходили из его рук бойцы — ловкие, умелые, преданные до гроба. Вскоре солдаты заполнили королевскую опочивальню, и пришлось переместиться на поле для гольфа, где не зазорно было провести и парад. Перед Ойхом, главнокомандующим, и взволнованным королем прошла в полном боевом облачении Армия Страсти - пехота Нежности и кавалерия Вздохов, Амурная авиация и Лобзаний артиллерийский полк, дивизия Постельного назначения и бронетанковый батальон-Перепихон, а кроме того - взвод спецназа Верности и штрафная рота Брачных Уз.
- За что будете биться, храбрецы? - спросил их Ойх, и сто тысяч глоток грянули, как одна:
- За радость, свободу и счастье любви, за негу, взаимность и трепет признанья врагов светлых чувств мы утопим в крови, раздавим без жалости и состраданья!
Так громко кричали они, что этот стишок сквозь толстые дворцовые стены дошел до Гарвига, уплетающего свиную котлету.
- Вот грязный трюк! - чуть не поперхнулся он от злости. - Нашел же с кем стакнуться ваш муженек, ничего не скажешь! Ну, так вы не знаете Гарвига! Думаете, сильнее страсти ничего и быть не может? Ошибаетесь, долг посильнее будет! Одна вещь всегда над всем главенствует — и над любовью, и над нежностью — одну вещь человек всегда должен делать, а иначе ему конец! Что это, как вы думаете?
- Не знаю, - робко ответила Звезда.
- Есть! - крикнул Гарвиг — кусок котлеты при этом вывалился у него изо рта и шлепнулся на белоснежную скатерть. - Есть, есть и еще раз есть! Жрать, хавать, шамать, набивать утробу! Чувствами меня хотят победить — как же! - ну, так я буду отбиваться жратвой!
С этими словами из крохотного нагрудного кармашка он достал свой Предмет Нид и трижды провел им над обеденным столом, где еды еще оставалось человек на триста. Был это Раздражитель, способный неживое обращать в живое, и вот колбасы зашевелились, сыры открыли глаза, вареные омары защелкали клешнями, а масло в рифленых шариках испустило пронзительный боевой клич. Ожили супы, холодец, бекон, ростбиф, тарталетки с салатами, селедка под шубой, жюльен, фрикасе, макароны по-флотски, сосиски, сардельки и даже ленивый, весь в перце, шпиг поднялся на смертный бой — за жирность, свежесть и превосходный вкус, против душевных расстройств, мешающих пищеварению!
Подобно фотурианцу Ахиллу, Гарвиг облекся в доспех, но были то не сверкающие латы, нет — укрыла фотурианца броня из нежнейшего бекона, покрытого сахарной глазурью, которую сверху, для пущей надежности, обмотали свиными потрохами, посолили, поперчили и полили лимонным соком. Вооружился же Гарвиг тушеной слоновьей лопаткой, с которой падали на землю тяжелые капли зеленого соуса, и в таком виде предстал перед своей Съедобной армией.
- Пироги и Котлеты! - воззвал он к отважным бойцам. - Вы, питающие чрево, и вы, разжигающие аппетит! Порции большие и малые! Полуфабрикаты и изысканные деликатесы! К вам обращаюсь я в голодный час, не оставьте меня, братья по блюду!
И армия трижды прокричала ему ура — кроме горчицы, ибо та всегда и всем была недовольна.
…
Земля Тотм была миром сказочным, а в сказках люди знатные ведут себя благородно, даже если им охота поотрывать друг другу головы. Биться Ойх и Гарвиг решили подальше от дворца, на широком зеленом поле. О, это было достойное зрелище - две их армии, Страсти и Жратвы! - опишем же их подробнее, дабы не разочаровать любителей баталий.
Ойх, несмотря на всю свою темномирность, располагающую, казалось бы, к эксцентричности, выстроил свое войско старомодно - двумя флангами и мощным центром. Сердца его солдат бились в унисон, курился над рядами дым ароматических свечей, канониры заряжали орудия розовыми лепестками, оркестр играл «Не забывай меня на поле брани» - настроение царило лирическое, но все же боевое. Командовали армией Ойха синьоры Будуар, Лобзань, Амант и фон Кюсхен, а на флаге, что реял над штабным шатром, изображено было кровоточащее сердце, увитое плющом.
Гарвиг же во всем следовал правилам сервировки. В первой линии у него стояли холодные закуски — рыба, мясо, сыры и крохотные сандвичи со шпажками (сколько их поляжет в бою!). Им в спину дышали ароматным паром супы — куриные, говяжьи и даже молочные, с отважной, пусть и не слишком хорошо воспитанной лапшой. Горячее составляло третью линию: жареные поросята, каплуны, батальоны ветчин и колбас потрясали ножами и вилками и столь заманчиво славили собственный вкус, что Гарвигу стоило огромного труда удержаться от того, чтобы не нанести своей армии непоправимый урон. (Он, впрочем, проглотил пару сосисок — но лишь после того, как те уверили его, что насыщение желудка — вещь не менее важная, чем победа). Замыкали же Съедобное войско десерты — пудинги, кексы и воздушные торты безе, из которых для Гарвига выстроили целую крепость.
Некоторое время армии стояли друг напротив друга, обмениваясь оскорблениями и восхваляя своих предводителей. Рыцари Страсти пели осанну Ойху и Темным мирам, что несут во Вселенную всевозможность и равенство уродливого с прекрасным, молодые же и самые голосистые печенья и шпроты звонкими голосами славили Гарвига и его мечту — изобильную пищей упорядоченную Вселенную. Потом загудели трубы, зарокотали барабаны, и армии начали сближаться.
Завязался бой, и пики Страсти вонзились в нежную ветчину, и приняло удар кавалерийских Вздохов хладнокровное заливное. Чавканье и чмоканье заполнило поле брани. В туче пыли, липнущей к сластям, Гарвиг двинул в атаку ветеранский полк сыров. Пахучие, с прозеленью, бойцы гибли молча, защищая каждый клочок земли.
Томно потянувшись, отдал приказ о наступлении синьор Будуар, и гвардия Постельного Назначения выступила вперед, расплескивая супы, разрубая на части шпроты и втаптывая в грязь храбрые яйца пашот. Дрожь прошла по армии Гарвига, заволновались хамоны, и прокисла сметана в гигантском резервном чане. Глядя с Пирожного холма, как доблестно бьется его рать, и какие она несет потери, Гарвиг не мог сдержать слез. Колбасы, эклеры, фаршированные перцы и маринады сражались как люди, как герои, и он, ненасытный Фотурианец, к великому своему удивлению, больше не мог воспринимать их как еду. Мечта об изобильной Вселенной отступила на второй план перед мужеством и отвагой Съедобных бойцов. Они были аппетитны, да, но прежде всего они были верны и честны. Искрошенные, измятые, смешанные с грязью, но все равно сражающиеся за дело Упорядочивания Вселенной, они заслуживали уважения как самостоятельные живые существа.
Впервые в жизни Гарвиг устыдился своего голода, и впервые в нем проснулось какое-то другое чувство, которое потребовало от него не просто разжевать и проглотить, но защитить, поддержать, заслонить собою.
- Вперед! - скомандовал он солдатам элитного Мармеладного корпуса. - За мной, в последний бой!
Он не шутил: войска Ойха теснили Съедобную армию по всем фронтам. Пал сэр Кордон-Блю — сыр вытек из него, словно горячая кровь, и на месте его смерти выросла позже роща хлебных деревьев; погибли зацелованные насмерть барон Лоллипоп, синьоры де Ле и де Нец; легли в братскую лужу знатные бульоны, а рядом горкой расположились искрошенные сушеные хлебцы, все до единого, двенадцать полков.
Словно бешеный слон, врезался Гарвиг в бескрайнее море врагов, и корпус желатиновых бойцов потянулся за ним в разрыв. Фронт рыцарей Страсти дрогнул, и яства воспрянули духом.
- Режь, круши, бей! - пронесся по полю призыв, а Гарвига в это время кололи пиками, рубили алебардами, и сахарная пудра летела от него во все стороны, и сползал полосами бекон. Вот он обрушил слоновью лопатку на Аманта, расплющил Кюсхена и принялся пробивать дорогу к Ойху, окруженному Амурной бригадой.
- За паштет! - ревел он, - За сало! За треску в кляре! Ничего, родные мои, я вас не брошу! Мы еще попируем, мы еще запьем все вином! Ну-ка, все вместе, наляжем, р-раз, другой! За столом всем найдется место! Не отставать, братцы, добавьте красного перцу! Где ваш задор, сыры? А вы, кулебяки — за мной, без всякой пощады! Видит Бог, я не съем и кусочка, пока хоть один мерзавец жив!
Так голосил Гарвиг, ободряя свою армию. И она не подвела: пусть и стесненная, Съедобная армия сдерживала врага. Сам же Гарвиг затеял бой с Ойхом — быстрый и ловкий посланник Темных Миров легко уклонялся от лопатки и вгрызался в броню Гарвига левой рукой, которая заканчивалась хищной многозубой пастью. Но вот он повержен, лежит на спине, армия Страсти отступает, рассеиваясь, словно утренний туман, и Гарвиг тяжело дышит — бремя победы нелегко.
- Долг победил чувство, - сказал он Ойху. - Я забираю Звезду с собой.
- Победил? - спросил Ойх, и лицо его, бледное, в каплях пота, искривила усмешка. - Да ну? Чтобы ты знал, Фотурианец — в последнюю атаку ты вложил столько чувств, что их хватило бы на десятерых! Взгляни на своих бойцов — они больше не еда. И ты будешь утверждать, что это заслуга долга?
Гарвиг обернулся — и увидел. Съедобная его армия, все эти яства, в которых он неожиданно увидел существ, равных себе, обратились в людей, и люди эти были храбры, отважны и достойны всего самого лучшего, что только может быть в Упорядоченной Вселенной. Были здесь темнокожие, светлые, медные, желтые, блондины, брюнеты, русые, старики, дети, мужчины и женщины - целое море людей, и все они приветствовали Фотурианца и благодарили его за щедрый, пусть и ненамеренный, дар.
- Это сделал я? - спросил Фотурианец.
- Разумеется, - Ойх оттолкнул слоновью лопатку, зависшую у него над лицом, и уселся по-турецки. - Это дело твоих рук. Надеюсь, теперь ты примешь правильное решение, что же касается меня — я свое дело сделал.
С этими словами он свернул мизинец на левой руке и растаял в воздухе.
Что оставалось делать Гарвигу? Он поприветствовал свой народ — таковым признали себя бывшие Съедобные войска — и отправил запрос в Землю Тилод. Чувства показали себя не слабее долга, это Фотурианец теперь видел ясно и ответственность за то, чтобы разлучить короля и Звезду, не мог нести в одиночку.
Ответ приходит быстро, вердикт гласит: народу Гарвига выделить одну из пустующих Земель, самому же королю предложить соединиться со своей супругой — уже в бескрайней пустоте Космоса.
- Вам все же придется вернуться, ваше величество, - говорит он Звезде и раздосадованному поражением Ойха королю. - Но не печальтесь, мы придумали выход. Сир, - поворачивается он к Анджулу. - Коль скоро ваша любовь так сильна, не согласитесь ли вы сделаться спутником своей дамы — в прямом смысле? Немного синтемифа — и мы превратим вас в планету, совсем как в древних сказках. Даже мы, Фотурианцы, иногда следуем Мифу.
Король колеблется. Он зол, разочарован, однако выход, предложенный Гарвигом, кажется ему вполне удовлетворительным. Быть планетой, кружиться вокруг любимой Звезды - год за годом, вечность напролет. Весь охваченный страстью, о королевстве своем он не думает совсем — впрочем, он и раньше о нем не думал, и дела в нем шли сами по себе, и шли неплохо. Чувство, в конце концов, не менее важно, чем долг, а раз он будет счастлив, то и подданные его сумеют как-нибудь устроиться - с другим королем или вовсе без короля.
- Соглашайся, - говорит Звезда. - Это наш шанс.
И король кивает Гарвигу, и втроем они поднимаются на корабль, и так — без надрыва — кончается эта история, рассказ о чувстве и долге, о Страсти и о Жратве.