Познай свою атицею

Мяч звонко ударился о синюю метку и отскочил, оставив на стене-экране сияющее кольцо. Каф едва успел его поймать - ещё немного, и пришлось бы идти за ним через весь зал. Хоть и недалеко, но двигаться больше необходимого сейчас совершенно не хотелось. Мельком оглядев текучий узор, художник заметил справа от себя удобное большое пятно, собрался, прицелился. Короткий бросок - но увы, за миг до столкновения мишень взвихрилась спиралью, а на её месте разлилась штрафная оранжевая зона, и резиновый бочок снаряда влетел прямо туда. Кольвен чертыхнулся, отошёл к скамье и грузно сел. Пирен тем временем молнией метнулся наперерез мячу и поймал его в воздухе.

- Ну чего, ты как? - он подошёл к Кафу, старательно вытирающему полотенцем бакенбарды, и тоже привёл в порядок свой короткий ирокез.

- Набегался, как, - тот тряхнул головой, устало посмотрев на собеседника. - Пока чего-то не особенно помогает.

- Ты просто ещё не успел как следует размяться, - солдат ободряюще хлопнул его по плечу. - Поможет, не сомневайся. В здоровом теле…

- Здоровый дух, - художник вздохнул. - Помню, мне ещё Винн Сегот этим все уши прожужжал, но здесь другое.

- На что похоже? - перекидывая мяч из одной руки в другую, словно не зная, куда девать энергию, Пирен уселся рядом с приятелем.

- Трудно сказать, - пожал плечами Кольвен и пощёлкал пальцами, стараясь подобрать слова. - Ну, например, ты отсиживал себе ногу?

- Бывало пару раз, но давно.

- В общем, нога всё ещё на месте, только ты совершенно не можешь ею управлять. И не чувствуешь. Разве что как инертную массу, если двинешься. Будто это не часть тела, а посторонний кусок. Хотя где-то иногда проскакивают такие слабенькие сигналы, мол, я здесь, хозяин.

Пирен понимающе кивнул.

- Теперь представь, что эта нога не росла из тебя всю жизнь, а её только что пришили, и ты гадаешь, чего с ней делать. Вот у меня сейчас примерно такие же ощущения, только нога не из мяса, а метафизическая, и приделали её к душе. Вряд ли маркербол может с этим помочь.

- Раз так, может, пойдём тяпнем пивка? - ухмыльнулся солдат. - Как раз для души, все дела.

- Почему бы и нет, - художник встал и, рассеянно оглядываясь, зашагал следом за приятелем.

Специальные часы на его руке показывали, что эксперимент прошёл около часа назад. Винн говорил, что первые часа два или три могут проявляться лёгкая дезориентация, абстрактные мысли на заднем плане, в худшем случае лёгкие глюки, но не более того. Да, ещё никто никогда не подвергал человека таким модификациям - но Стратег сказал, что это полностью безопасно. Живой мозг - очень пластичная штука, привыкнет ко всему. Надо только нащупать нервы, связанные с этой новой, так сказать, душеногой, и потихонечку взять её под контроль. И надеяться, что с приходом чувствительности в ней не начнётся жуткое покалывание.


Чумазый монтажник старательно закрутил последнюю гайку, подёргал тяжеленную узорчатую полусферу с разных сторон, проверяя, крепко ли она держится, поправил неудачно соприкоснувшиеся трубки, утёр лицо рукавом, и лишь тогда наконец обернулся к напарнику. Тот уже закончил сверять показания десятка экранчиков и циферблатов, покрывающих всю верхнюю часть стены, поэтому просто скучающе ждал.

- Ух, вроде, всё. У тебя?

- Порядок, только аш и бета чуть просели, но в рамках, - откликнулся тот. - Больше ничего не подкинули?

Первый стянул с руки перчатку, усеянную цветными пятнами всякой смазочной дряни, снял с пояса коммуникатор и перечитал сообщения.

- Пока ничего, отдыхаем.

- Кстати, заметил того чела, в капюшоне? - слегка задумчиво спросил второй, поудобнее усевшись на верхней ступеньке и поглядывая вниз.

- Ага, только разглядывать некогда было, - первый проследил за его взглядом, уводящим в дальний конец коридора. - А что с ним?

- Странный он какой-то, мутный. И где только добыл такую накидку? А главное, нафига, все ж свои кругом?

- Может, прячется от кого?

- Вряд ли, - прикинул второй, закуривая мятую папиросу. - Шёл, глянул на нас и двинул дальше. Я его хорошо так разглядел. И знаешь, что?

- Не томи, - хмыкнул первый.

- Лицо у него такое, круглое, причёсанное, короче, весь из себя интеллигент. Но взгляд… Я его всего секунду видел, но, иезечь, у него с десяток разных выражений успел перемениться. Не то, чтобы лыба до ушей или брови на нос, конечно, совсем чутка, но всё равно заметно.

- Да уж, странно. Цигаркой не поделишься?

- О, сейчас, вот, держи. Ну вот, я и думаю, чего с ним такое? Кабы психанул, его бы сразу повязали. Значит, что-то другое. Но я без идей.

- Может, ему просто шумно, или типа того? - первый медленно выдохнул облачко дыма, глядя, как возле механической стены оно внезапно разбивается на дюжину отдельных потоков и закручивается прихотливыми узорами. - Тут пока тихо, только мы сидим, вот и наведался сюда.

- Наверное, так, - второй удовлетворился этим объяснением и спрыгнул с лестницы. - Ну что, тогда отмываться и в двенашку?

Тот кивнул, чинно спустился на пол, оправил защитную робу, и оба отправились на заслуженный отдых. Напоследок первый оглянулся, ещё раз пристально оглядев дело рук своих. С каждым днём становилось всё труднее разбираться, что куда подсоединять - новым приборам переставало хватать места на стенах и потолке. Впрочем, мобильные инженерные бригады столь же быстро учились решать такие задачи.


Странные мысли одолевали Кафа, лезли в голову со всех сторон и прорастали изнутри, тревожа уж слишком богатое воображение. Но хуже всего было то, что он подвергал себя этому совершенно нарочно. Строго говоря, у него не было выбора - лучше так, чем таскать невесомый, неосязаемый, но при этом такой неповоротливый груз. Должно быть, так чувствует себя старенький автомобиль, на который поставили самый мощный в мире двигатель, однако продолжают ездить с прежней черепашьей скоростью - вроде бы ничего концептуально не изменилось, но разница всё равно подспудно ощущается. И, чтобы нормально разогнаться, Кольвен всецело посвятил себя поискам условной педали газа.

Дабы не смущать окружающих и испытывать поменьше неудобств от их собственного влияния на его мысли, художник вернулся в личную комнату. Крошечная каюта, стандартные шесть квадратных метров, точно такая же, как у всех - кровать, платяной шкаф, полки с книгами и всякими милыми безделушками на стенах, офисное кресло, стол, заваленный горами набросков, плюс десятки других эскизов беспорядочно разбросаны по полу - часто Кольвен вскакивал, чтобы зарисовать интересный образ из сна или иную внезапную идею… Работал он, конечно же, в мастерской, а здесь лишь спал, поэтому не особенно рьяно следил за порядком. И, чтобы не терять время зря, приступил к уборке.

- Да уж, прибираться одновременно в своём доме и собственной же голове мне пока ещё не приходилось, - промолвил он, подивившись как излишне витиеватой формулировке, так и тому, что произнёс это автоматически, думая вообще о другом, хотя фразу счёл вполне логичной.

Пальцы ловко и бережно поднимали исчерканные бумажки, расправляли, а затем складывали в аккуратные стопочки на столе. То, что было нарисовано или написано на них, периодически пробуждало у художника абсолютно неуместные ассоциации, словно в мозгу перестроили половину дорожек, по которым бегают мысли. Однако он явно был тем же самым Кольвеном Кафом, а не новым разумом в прежнем теле.

Между делом он чутко следил за каждым скрипом своего мозга, нащупывая те мысли, которые вызывали отклик дополнительных частей его ауры. Некоторые ключики срабатывали лишь раз, или же Каф просто не мог в точности их повторить, но остальные были намного стабильнее.

Тихо напевая какую-то белиберду по мере того, как та приходила на ум, он вытирал пыль с деревянных досок, которыми заботливо прикрыл некрасивые стенные механизмы. Точнее, это была одна и та же доска, алфизически скопированная три дюжины раз. Не очень изящно, но всё же по-своему занятно. Потолочную решётку, за которой прятались системы очистки воздуха, Каф, так и быть, оставил на виду - выглядит достаточно неплохо, к тому же единственный источник света. Правда, с его ростом пришлось вставать на стул, чтобы снять оттуда паутинку.

Немного подумав, он вышел в пустующий коридор, направился к ближайшему фабрикатору, через десять минут вернулся домой и принялся украшать свою скромную обитель. На потолок Кольвен привязал разноцветные ленточки и шарики. По полкам и тем устройствам, которые никак не удавалось скрыть, расселись крошечные неподвижные скульптурки - дань уважения древнему искусству. Художник собирался сделать это уже давно, только руки никак не доходили. А сейчас, к тому же, украшения помогали поддерживать нужные мысли, становились их продолжением, которое не распадётся от малейшего движения мозговых извилин. Теперь ковыряться в своей душе стало даже приятно.

- Ну, здесь закончили! - он удовлетворённо, хотя чуть рассеянно хлопнул в ладоши и направился к неприметной двери на дальней стене.

Санузел давал его квартирке ещё два квадратных метра площади. Обставлен он был, конечно, спартански - умывальник, зеркало, скромный металлический унитаз, шкафчик с минимумом нужных вещиц да душевая лейка на потолке. Зато свой, собственный! Кольвен припомнил, как ещё четыре недели тому назад был вынужден бегать в общественный туалет на этаже. Краем уха он слышал, что вначале по этой части всё было очень плохо, после удара темвийских орудий здесь остался только осколок прежнего отхожего места - но Стратег предусмотрительно решил данную проблему одной из первых. Было бы очень тупо проиграть войну из-за такой ерунды! Разумеется, никакой общей канализации тут и быть не могло, строителям пришлось бы переламывать всю архитектуру. Алфизические машинки создавали воду из ничего и так же обращали в пустоту все отходы. Последние, вроде бы, поначалу скармливали одной из уцелевших аномалек, но этим Каф не интересовался.

В скором времени инженеры из пятого отдела обещали построить аппараты для расширения пространства - тогда можно будет сделать эти комнатушки размером хоть с настоящий дворец. Но и у маленьких оказалось несомненное преимущество - уборка проходила очень быстро.

Придирчиво осмотрев каждый уголок своего жилища, художник остался доволен. Каюта сияла чистотой, декоративные штучки приветливо блестели и мерно трепыхались на кондиционированном ветру. Ещё бы какое-нибудь растение раздобыть, для полноты картины… Хотя лучше не надо - за ним придётся следить, поливать, а сейчас Кольвену было совершенно не до того. Он уже нащупал примерные границы своей алфизической настройки, оценил её габариты и всерьёз намеревался по-нормальному ощутить уже к концу недели. А до тех пор можно было просто жить, как все остальные. Ханкста говорила, что незачем уделять время одной только данной задаче - мозг всё сделает даже в быту.


Выжимая из своей мускулатуры всё возможное, Тимовей Схимин передвинул рычажок строго на четыре целых, семь десятых миллиметра, заставляя механическую клешню аккуратно подхватить массивный контейнер и воткнуть точно между тремя другими, филигранно обогнув пренеприятнейший угол коридора. Этот погрузчик был намного совершеннее тех, с которыми техник работал раньше - но здесь и крылась главная проблема. Машина оказалась настолько чувствительной, что малейшая оплошность грозила столкновением тяжёлого, хрупкого груза со стеной, покрытой не менее уязвимыми системами. Но увы, именно эти приборы следовало перевезти исключительно в тот конкретный зал.

- Отлично справляетесь! - подбадривал его профессор фон Рамм, нетерпеливо притоптывая ногой. - Элла, душенька, а у вас что случилось?

- Да программа тормозит, - откликнулась Элла Юрмата Кайд, откидывая с глаз непослушную чёлку и лихорадочно вбивая в карманный компьютер десятки параметров каждого перевозимого ящика, от банальных размеров до специфических реакций на окружающие объекты.

- Экая незадача, - профессор недовольно поцокал языком и посмотрел на часы. - Время дорого, тут нас никакой Ускоритель не выручит.

- Ну вот воюю, как могу, - девушка встряхнула постоянно виснущий компьютер и звонко щёлкнула ногтем по металлическому корпусу.

- Ещё не время воевать, - пожилой учёный покачал головой. - Вы с машинкой-то поласковее будьте, пожалуйста. Техника не любит грубого отношения, и лучше работать от этого вряд ли начнёт. Тим, боже вас храни, левее берите! Там же синхронизатор на стене, ужель не видите!

- Виноват, беру, - тот снова качнул рычажок, уводя контейнер с накопителем ментальной энергии в сторону от увитого трубками додекаэдра.

- Профессор, я думаю, что будет быстрее и проще перенести всё это как получится, - секретарша тяжело вздохнула, убирая компьютер в сумку. - Потеряется не так уж много, за полчаса всё восстановим, а так провозимся почти полдня.

Недовольно сдвинув густые седые брови так, что они почти закрыли переносицу, профессор Анхель Товин Олм фон Рамм вновь воззрился на часы, оглядел ряды разномастных коробок, погрузчик, коридор, разгладил длинную бороду, вновь прикинул время и наконец кивнул.

- Что ж, друзья мои, тогда ускоряемся, но не мчимся, сломя голову, - он выбрал ящичек поменьше и попытался поднять, но только крякнул.

Кайд незамедлительно пришла ему на помощь, и вдвоём им кое-как удалось переставить контейнер на пару метров ближе к цели. Тем временем Тимовей успел переправить ещё три здоровенных цилиндра и взяться за четвёртый. Треть работы по переезду уже была позади.

- О, простите, молодой человек, - заметив бредущего мимо Кольвена, профессор махнул ему рукой. - Вы не заняты? Не поможете девушке?

С этими словами он отошёл подальше от обманчиво маленького контейнера. Каф кивнул и безучастно занял его место, явно погружённый в свои мысли. Вдвоём с Эллой они перенесли ценный груз туда, где Схимин уже мог без особого труда зацепить его роботизированной лапой.

Когда погрузчик потянулся за следующим металлическим шкафом, Тимовей наконец узнал Кольвена и приветливо окликнул его. Они мало общались, но художник несколько раз помогал ему расставить лабораторную утварь, так сказать, по фэншую, чтобы хитроумные машины, в которых вместо электричества текли чистые мысли, правильно резонировали. Техник, в свою очередь, доставал для Кафа различные редкие ресурсы, хотя сейчас не мог припомнить, какие - неделю назад профессор, наткнувшись на перспективную технологию, завалил его работой, и переключиться на что-то другое оказалось очень нелегко. Но и сам Кольвен сейчас выглядел настолько же зацикленным на одной теме.

- Да, привет, Тим, давно не виделись, - тот пожал клешню крана, вопросительно посмотрел на неё и усмехнулся, мол, звиняй, перепутал.

- Мы переезжаем, - озвучил очевидную мысль оператор и искоса глянул на улыбающегося профессора. - Босс вычислил, что вон там, в конце крыла, сейчас самые годные условия для его экспериментов. Максимальная концентрация необходимых полей, или что-то вроде того, мы сами пока не разобрались. Они работают на каком-то глубинном уровне реальности, и Ускоритель их не тормозит. Приходится спешить.

- Это не связано с темве? Может, у них есть такие технологии? - художник обеспокоенно огляделся.

- У них такого нет! - горделиво приосанился профессор, оглаживая бороду. - Кабы были, молодой человек, нас бы давно растёрли в пыль!

- Ещё одна разработка нашего Стратега, ага, - шепнул Схимин так, чтобы седой учёный не услышал.

- А я тут, вот, припрягли изучать того подбитого червя, готовлюсь, - негромкий голос Кафа звучал так, словно он тщательно подбирал слова.

- Ну, тоже полезное дело. И как успехи?

- Ребятушки, время! Не отвлекайтесь, пожалуйста, нам ещё всё это надо будет распаковать! - профессор указал на украшающий стену плакат, где стилизованный могучий работяга огромным паровым молотом вколачивал в землю какую-то мерзкую штуку с десятком щупалец, и мягким, но хорошо поставленным голосом зачитал подпись. - Ударим научно-техническим прогрессом по врагу! Выкуем победу к сроку!

- Это, случайно, не Скевере рисовала? - оживился Кольвен, присматриваясь к сине-алому изображению. - Ну точно, она, узнаю её почерк!

Тимовей отправил на другую сторону коридора ещё один здоровенный контейнер, проследил за взглядом художника и с сомнением кивнул.

- Может быть. А это же она рисовала ту картину для нижней столовой? Ну, которую от настоящего окна почти не отличить?

- Да, она умеет рисовать в совершенно разных манерах. Но специалист легко найдёт множество общих деталей - например, цветовую гамму.

Техник заметил, что на лице Кафа стремительно промелькнула серия странных эмоций, последней из которых было что-то вроде понимания.

- Молодые люди, давайте заканчивать! - подойдя к ним с радушной улыбкой, фон Рамм пожал обоим руки и обратился к художнику. - Очень признателен вам за помощь. Не смею больше задерживать. Тим, дорогой товарищ, будьте так любезны, пропустите нашего гостя к выходу.

Тот отодвинул погрузчик к стене, насколько смог. Каф распрощался со всеми троими и, протиснувшись мимо ажурной кабины, скрылся за поворотом. Схимин с максимальной аккуратностью повёл кран следом - дальше надо будет затаскивать всё это высокотехнологичное добро в новую мастерскую. Часть контейнеров, к счастью, удалось перенести туда сразу. Профессор бродил рядом, мягко, но настойчиво подгоняя его и даже Кайд, которая вновь расчехлила компьютер. Тимовей уже приноровился к управлению таким погрузчиком. Работа пошла веселей.

- Эль, в каком порядке их закидывать? - неожиданно оператор что-то заметил и всмотрелся в недра цеха. - Погоди, это я сейчас туда занёс?

- Агась, точнее, вы с Кольвеном, а что? - она вопросительно и несколько обеспокоенно взглянула на него. - Вы что-то сломали?!

- Разумеется, нет! Просто тут… Вон тот шкаф с тремя красными огоньками. Разве он не шире дверей? Как мы его туда вообще пропихнули?

Девушка быстрым шагом подошла к массивному прибору, недоверчиво осмотрела со всех сторон его, дверь, подъёмник, подсчитала все размеры в уме, затем трижды перепроверила на компьютере. По всему выходило, что это геометрически невозможно, даже с почти двойным запасом места. Оба ассистента уставились на шефа, но тот лишь безучастно развёл руками, словно это в норме вещей, и вновь поторопил.


Ментальные синхронизаторы работали на полную мощность всего четыре дня. Потом их почти везде, кроме нескольких рабочих залов и одной комнаты отдыха, той самой, где чаще всего разгорались споры, решили прикрутить до радиуса в один метр. Теперь, когда нужно было устроить совместный мозговой штурм, персонал собирался возле одного из подобных приборов, обсуждал задачу как единый дружный разум, а затем снова разбредался по своим местам, прокручивая сугубо собственные мысли. Это пришлось очень кстати - алфизически настроенный художник больше не мешал своими странными, слегка безумными идеями окружающим, а они, соответственно, ему.

Впрочем, сейчас на редкость общительный Каф всё чаще держался особняком, стараясь разложить по полочкам свои новые особенности и найти доступ к тем, которые, как он чувствовал, до сих пор болтались в выключенном режиме. Хотя он всё ещё свободно контактировал с друзьями и просто знакомыми, а потому для большинства, кроме самых близких, выглядел абсолютно обычным приветливым дяденькой.

Вот и на сей раз он заперся в своей комнатушке, дабы всецело сосредоточиться на новой задумке. Чужие разговоры и мысли, мимоходом подслушанные за последние три дня, наконец сложились в один мощный образ, который следовало запечатлеть. Кольвен расчистил центр стола, переставил стопки старых эскизов на кровать, ибо куда же ещё, взял чистый, белый, почти хрустящий лист бумаги, справа от него аккуратно разложил всякие карандаши да ластики, слева - чашечку горячего какао, как раз так, чтобы было удобно тянуться до фабрикатора за новой порцией напитка, размял пальцы, повёл плечами, отпил ароматную дымящуюся жидкость и принялся самозабвенно рисовать.

На лист размашисто ложились едва заметные дорожки тёмного графита, и с каждой новой линией художник всё глубже погружался в ностальгию. Вспоминал, прокручивал в памяти всю свою прежнюю жизнь. Да, алфизика и цифровая графика прекрасны, у него никогда ещё не было столь совершенных инструментов для творчества - но руки за двадцать четыре года практики привыкли к более традиционным, так сказать, живым материалам. Жалко, что здесь удалось отыскать только несколько цветных карандашей, полпачки гуаши, банку малярной синей краски и ещё немного по мелочи. Ну, зато теперь, в эпоху копирования всего и вся, они точно не кончатся. К тому же дополнительный повод поскорее разобраться со своей аурой, изучить проклятого червя, выковать оружие победы и вернуть достижения человеческого мира.

С каждой линией на бумаге всё чётче вырисовывались контуры сложной скульптуры. Каф решил таким образом примирить идеи сторонников шарообразной Земли и древних приверженцев плоской, стоящей на китах или слонах, с горушкой по центру. Но главное - в этой форме он видел отражение самого себя, поэтому как процесс рисования, так и финальный результат должны были помочь ему достигнуть основной цели. Стать, грубо говоря, картой трансчеловеческой души - неточной, в высшей степени абстрактной, однако ему было достаточно и этого.

Закончив общий набросок, Кольвен надавил на карандаш чуть сильнее, приступая к более точной прорисовке и иногда стирая заведомо лишние пятна. Постамент, по задумке, должен был имитировать усеянную звёздами морскую гладь. По космическому океану лениво плыла приплюснутая черепаха, лишь слегка опираясь костяным брюхом и кончиками ласт на низенькие гребни волн. На её широкой спине ютились три грузных кита, которые по сравнению с панцирной громадой казались просто рыбками, но в общей композиции их подлинный титанический рост воспринимался бы очень хорошо. В свою очередь, на китовьих спинах покоился земной диск, лишь немного выдаваясь за их края, а из его центра плавно взмывала огромная сфера планеты. Словно дыня на тарелке - и в их сопряжении не было ничего удивительного. Наконец, опираясь задними ногами о черепаху и не особенно довольных, но равнодушных китов, на диск карабкались три сопоставимо колоссальных слона, размахивая хоботами. Они придавали монументальной композиции выраженную динамику, показывали, что мир не стоит на месте.

Кольвен допил первую чашку какао, налил вторую, потянулся, оглядел намечающуюся картинку целиком и улыбнулся. Получалось на диво складно да ладно, прям хоть сейчас приступай к ваянию полноценной трёхмерной скульптуры. Но нет, он собрался выжать из бумаги всё, на что та была способна! Карандаш запорхал быстрее, резче, чёткими движениями прорисовывая мелкие детали. Чешуйки на теле черепахи, пластинки и трещинки её панциря, блеск полуприкрытых глаз. Крошечные фонтанчики над двумя китами. Морщинистую шкуру слонов, ещё больше могучего движения в их позах. Мелкие горы, речки, деревья, поля, города, стада зверюшек, толпы микроскопических человечков, которые суетились тут и там. Всяческие континенты и острова на шаре - с таким же чутким вниманием к деталям, вопреки масштабу, ведь это не настоящий глобус, а только его общая идея. И длинные тонкие лесенки, по которым жители диска взбирались к обитателям сферы.

Уже пятая чашка подошла к концу, когда Каф закончил штриховку и отложил карандаш. Натруженные пальцы, да и вообще почти вся рука до локтя, слегка побаливали. Он безвылазно просидел за работой ровно четыре часа двадцать одну минуту, однако результат определённо стоил того. Записав алфизический код картины в фабрикатор, чтобы не бояться за сохранность оригинала, художник ещё раз оглядел его, впитывая каждую мелкую чёрточку и сравнивая с интерфейсом настройки собственной ауры, который написал параллельно рисованию. Предстояло ещё многое, да, в этом пульте управления душой пока были всего шесть функций - но теперь у Кольвена появилась достаточно надёжная точка опоры, чтобы добавить кучу новых. Только не сейчас. Надо дать мозгу привыкнуть к тому, что уже готово, а пока физически размяться.


Пирен метнулся влево, уворачиваясь от неожиданно шустрого Кольвена, и кинул мяч поверх его головы. По стене-экрану с мелодичным звоном распространилось широкое чёрное кольцо. Ещё одно очко в его копилку. Счёт сравнялся. Коренастый солдат ухмыльнулся - игра стала куда интересней. Раньше они с Кафом играли за одну команду против виртуального противника, но на сей раз художник предложил взять разные цвета, чтобы по-настоящему помериться силами. Причём себе взял синий. За синюю команду они играли, когда Кольвен был не в духе много активничать, поэтому сейчас ему, словно открывшему второе, третье, пятое дыхание, явно следовало выбрать оранжевый.

Впрочем, перед началом турнира он честно предупредил Пирена, что его логические цепочки обновились и могут показаться необычными.

Солдат добежал до мяча первым, прицельно пнул в оранжевую спираль и, когда тот отскочил обратно к нему, отбил лбом, отправляя прямо на середину другого рыжего пятна. Ещё два очка. Третье уже не далось - художник успел просчитать траекторию снаряда и перехватить его первым. Стены переливались лазурными и огненными узорами. Кольвен бежал прочь, выискивая самую удобную мишень. Резкий бросок…

На долю секунды Пирен упустил мяч из виду, и о том, куда тот ударил, понял только по остаткам кольца. Причём мгновение назад в центре круга не было никаких меток - мишень словно бы располагалась за пределами видимости, плавно перетекая в обычное пространство ровного экрана. Были тут и другие странности, однако Пирен Рамулович Алимедьев не просто так служил в Антианомальной Армии одиннадцать лет.

- Так, рядовой Каф, смирно! - рявкнул он, и художник испуганно замер, выронив мяч, хотя сразу же сообразил, что не обязан подчиняться.

- Это такой хитрый ход, или? - хмыкнул тот, тяжело дыша после всех этих побегушек по спортзалу. - Опять я что-то делаю в новой манере?

- Меня не интересует, куда ты забросил мяч. Но скажи - как ты, чёрт побери, ухитрился одним ударом взять четыре очка?!

- Эм, просто попал по цвету своей команды, как и сказано в правилах…

- Да в какой же такой цвет ты метил, если за попадание начисляется всего одно очко?! - рассмеялся солдат, уже ничему не удивляясь.

- Фурановый, какой же ещё? - пожал плечами Кольвен, явно не понимая, почему Пирена так изумила эта очевиднейшая вещь.

- Впервые слышу, я ж не художник. Объясни хоть так, чтобы я понял.

- Цвет с громом тучи.

- Это его официальное определение, или ты только что сам придумал?

Кольвен крепко призадумался, оглядывая небольшой зал со стенами ровно двух разных оттенков. Видел он явно больше, чем простой человек, и неотрывно наблюдающему за ним Пирену казалось, что зрачки художника иногда пропадают, оставляя лишь край коричневой радужки или вообще чистый белок. Впрочем, с его-то новыми алфизическими дополнениями как раз и должно было получиться нечто такое.

- Не знаю, - наконец признал Каф и помахал рукою в воздухе. - Оно всегда, ну, было. Как время, например. Мы не можем объяснить, где находится время, откуда мы о нём знаем и что оно вообще такое, понимаешь? Это вроде интуиции. Просто очевидная вещь, ну, аксиома.

- Ладно, я не учёный или философ, поэтому просто учту, - молвил солдат и добродушно хлопнул приятеля по плечу. - А ты не жульничай!

- Я играю честно, - ухмыльнулся художник. - Не моя вина, что ты такой минокульный. И у тебя физподготовка лучше, но я же не жалуюсь?

- Я какой?.. Это тоже твоё словечко из пространства, или такое уже было?

- Не видящий сам и невидимый для других. Да, тоже интуитивно. На самом деле это тоже полезное свойство…

- Так, погоди-ка, дружище! - уже подхвативши мяч, Пирен насмешливо посмотрел на Кафа, словно уличил в очередном обмане. - Вот ты говоришь про физподготовку, а у самого-то аура настроена! Вон как скачешь, промахиваться почти перестал, и сами цели выискиваешь быстрее. И правилами игры вертишь, как тебе угодно, хотя там чётко сказано про одно очко за удар. Признавайся, что ещё в тебе усилили?

Каф задумался снова. Он, конечно, предупреждал товарища о своих модификациях ещё перед началом матча, но почти без подробностей.

- Ты не вполне корректно понимаешь суть алфизики, - наконец ответил он, и опять его голос звучал не так, как всегда. - Она может не только, скажем, заставить камень летать или превратить его в спичку. Это программирование, работа с информацией, и при должном старании из неё можно сделать даже подобие интеллекта. Именно такую штуку ко мне и прицепили. Такой своеобразный метафизический компьютер, который использует другую логику и думает свои мысли, но синхронизирует их с моими человеческими. Направляет нейронные сигналы так, чтобы я мог мыслить на совершенно новом уровне, и в качестве приятного бонуса улучшает координацию движений. И ещё по мелочи, чтобы я мог справиться с этими обновлениями. Не так уж это и легко, знаешь ли. Вспомни, каким я был в тот раз, пять дней, два часа, три минуты назад.

- Хорошо, давай пока без лекций, у меня выходной! - примирительно поднял руки Пирен и молниеносным движением бросил мяч в мишень.

Каждый из них играл в полную силу, ведь какой иначе смысл устраивать турнир? Кольвен носился по залу под странными углами, без труда уворачивался от попыток отобрать резиновый шар, периодически выкидывал из нормального пространства, и его счёт рос явно вопреки всем компьютерным программам. Пирен, в свою очередь, полагался на отточенные рефлексы, развитую мускулатуру и умение адаптироваться к самым диким тактическим условиям. Матч продлился почти час и закончился со счётом сорок восемь - пятьдесят три в пользу солдата. Что ни говори, алфизика действительно хороша, но в спорте пока ещё решает тренированный здоровый организм. Но как знать, что будет потом?


Беседа текла довольно живо, хотя чинно, неторопливо, со знанием дела. Негромко звякала посуда, иногда кто-то хрустел выпечкой или доливал себе ещё чаю. Барьер вокруг стола надёжно глушил все внешние звуки до неразборчивого фонового шума. На стенах бормотали с полдюжины телевизоров, вещая о новостях или прокручивая старые фильмы и записи местных шоу. Обстановка была самой располагающей для разговора, но Кольвену пока не хотелось встревать. Сейчас он просто следил, как хитро меняются темы, и разглядывал собеседников.

- Гициан тоже интересно пишет, - сейчас речь шла о творчестве обитателей базы, и Орис Сан-Медрем не могла остаться в стороне. - Очень тяжёлые, даже тягостные истории с медленным развитием событий и невероятно густой атмосферой. В иное время читать их было бы трудно, но это поэмы полностью нынешней эпохи. Если вы устали от слишком быстрого прогресса науки и техники, они хорошо это компенсируют.

Она всегда была эстетом, сколько художник её знал. Профессиональный критик-литературовед, охочая до всяческого артхауса, абстракций, головоломных смысловых игр и вообще современного искусства, непонятного простому обывателю. Кольвену всё это было чуждо, поэтому они редко пересекались - лишь на крупных выставках и конвентах. Вроде того, с которого возвращались, когда напали темве. Окажись они в тот момент чуть дальше от остатков этой базы, куда их сразу же затащили, миниатюрная азиатка, несомненно, погибла бы одной из первых.

- Я попробовала, но не осилила, - пожала плечами Мире, которая, собственно, и организовала это чаепитие. - Уж слишком оно депрессивно.

Вот у неё, подумал Кольвен, наверняка были бы самые высокие шансы уцелеть и найти собственное укрытие, обернись всё менее удачно.

- А по-моему, вполне жизнеутверждающе, если читать отстранённо, - возразил Модолвей Дунквист, закусывая пирожком. - Но на фоне твоих агиток и, уж извиняй, рутинной работы действительно должно выглядеть мрачновато. В общем, сильно специфичный жанр, для узкого круга.

Дунквист не отличался разговорчивостью, и это была самая длинная его реплика за все полчаса диалогов. У него были вечно ровный голос с еле уловимой насмешливой ноткой и самое обыкновенное, ничем не примечательное лицо. Выделялся только нос - массивный, пухлый, на удивление живой. Он постоянно к чему-то принюхивался, шевелился, словно жил собственной жизнью, и выражал почти все эмоции своего хозяина. Однако понять по этой причудливой картошке, о чём именно думает метафизик, на самом ли деле ему так понравились гицианские истории, было весьма нелёгкой задачей даже для обновлённого разума художника. Впрочем, теперь он вообще едва понимал чужие мысли.

- Ну да, отважные смотрят в зеркало, а несмелые на тень, - снова произнёс Модолвей, отправляя в рот сразу горсть шоколадного печенья.

Кольвен узнал эрмальскую пословицу, а также понял, что пропустил пару реплик мимо ушей, но второе его сейчас абсолютно не волновало.

- Типун тебе, - добродушно хмыкнула Мире и внезапно обратилась к последнему, пятому человеку за столом. - Кстати о смелых. Келлек, мне правильно сказали, что ты тоже решил принять участие в следующем боксёрском турнире? Надеюсь, не в роли груши?

- Чистейшую правду, - пожал плечами бронированный колосс, похожий скорее на черепаху, нежели человека. - Думаешь, не справлюсь?

- Так ты ж мухи не обидишь? Да и кого против тебя, такого здоровенного, выставить, чтобы было хотя бы похоже на бой?

- Сурбана, например, - он склонил голову влево, потом вправо. - Считай это тренировкой перед войной. Нас таких осталось мало. Трудно найти достойного соперника. Разве что против сверхлёгкого веса, вроде Шираи, или ингениоников. Но это не то. Ещё есть пилоты эспритов…

Мире скептически посмотрела на него. Келлек сидел прямо на полу, ибо никакая мебель не могла выдержать веса его пятитонной туши, и всё равно возвышался над полноватой женщиной, словно стальная гора. Однако под её взглядом он слегка стушевался, поёрзал на месте, якобы устраиваясь поудобнее, аккуратно взял чашечку дымящегося напитка своей двухметровой рукой с дюжиной пальцев и осторожно поднёс ко рту. В обычное время его лицо было скрыто под непробиваемым шлемом, но сейчас тот покоился позади, напоминая капюшон.

- Ладно, я вообще не сторонник насилия, но дело, конечно, твоё. Доброй охоты, - она ободряюще улыбнулась и тоже вернулась к чаю.

Орис и Модолвей вовсю обсуждали гицианову поэтику, а остальные гости круглого столика, которым это было неинтересно, пока молчали.

- Кольвен, а ты чего всухомятку жуёшь? - внезапно обратила внимание Мире и придвинула к нему чайничек. - Наливай, пока не остыл.

- Не могу, разучился, - художник странно ухмыльнулся. - В данный момент я вообще едва понимаю, что здесь происходит. Всё такое…

Он пощёлкал пальцами, пытаясь подобрать слова. Да уж, эксперимент сказался на нём самым удивительным образом. Каф уже забыл, как открывать двери, завязывать шнурки, даже причёсываться, из-за чего уже несколько дней ходил с шевелюрой а-ля царственный лев, однако ухитрялся как-то обходиться без обычного человеческого поведения. Зато у него открылись новые таланты, столь же непонятные для других.

- Делайте, как можете, - подсказала Орис, задумчиво глядя на него и по своему обыкновению продумывая следующие возможные реплики.

Каф почесал голову, припоминая, из каких действий состоит наливание чая и как они совершаются. Протянуть руку. Взять чайник. Поднести его к чашке. Повернуть под определённым углом к гравитационному полю, чтобы жидкость через носик сдвинулась в чашку. Остановиться в нужный момент, поставить чайник на прежнее место. Взять сахар, ложку и, снова пользуясь силой тяготения Земли, переложить часть этого кристаллического порошка в чашку. Поставить сахарницу. Поместить ложечку в чашку и совершать круговые движения, пока весь порошок не станет полноценной частью этого раствора. В идеале после этого вынуть и отложить ложечку на блюдце. Поднять чашку, поднести ко рту, наклонить уже её. Дождаться, пока чай перетечёт по трубке во внутреннюю полость тела. Чрезвычайно длинный, запутанный, неочевидный алгоритм, вовлекающий массу самых разных физических эффектов. Как его только придумали, а потом ухитрились запомнить и повторить?..

Однако художник не стал так заморачиваться и вместо этого совершил всего одно чёткое движение. Даже не движение - чистое действие, абстрактный прыжок сразу к последнему пункту в списке. Кольвен воспринял все шаги наливания чая единовременно, будто уже отснятую киноплёнку, и просто взял финальный кадр. Это было самое естественное состояние физического мира, именно так в нём и следует жить.

Но остальные видели такое впервые. Впрочем, никого это не шокировало - только удивило, а Дунквиста даже позабавило. За почти полгода, проведённых среди неведомых паратехнологий, ещё более диких научных открытий и совсем уж безумного ритма жизни, все давно начали воспринимать подобные вещи как ещё одну заурядно-непостижимую часть вселенной. В некотором смысле именно затем Мире и собрала тут разнообразных странных товарищей, чтобы Каф снова мог чувствовать себя среди своих. Очень уж он сильно оторвался от коллектива.

- Это атицея, - объяснил он. - Отсутствие прямого перечисления грубых событий.

- Местами вроде бы улавливаю, но лучше раскрой мысль более простыми словами, - попросил Келлек, надеясь, что это вообще возможно.

- Всё, что вы видите, является событиями. Когда, например, открываете глаза, это событие. Выпить чай - тоже событие. Пока что понятно?

Слушатели закивали.

- И чайник, чашка, стол, рука, я сам, это тоже события. Они происходят во времени, - он демонстративно поднял и опустил руку. - Но это грубые события, то есть взаимодействия на простейшем уровне. Однако в алфизическом мире есть более тонкие, изящные, без ненужной копошни с промежуточными реакциями. Нужно только понять, что всё является событиями, а потом так раз, и просто выпить чай, понимаете?

- Ясно, но почему же тогда тебе трудно налить чай, если ты, в сущности, именно это и делаешь? - раньше всех сообразил носатый учёный.

- Потому что я больше не воспринимаю чайник, его крышку и содержимое, - художник помедлил пару секунд. - В смысле, не воспринимаю их как отдельные объекты. Для меня это один комплексный монолит, и его деление на элементы лишено всякого смысла. Вы же не считаете руку, печень и весь полный организм тремя разными вещами, я правильно помню? Вот и я вижу мир не по кусочкам, а как целостные ауры.

- Простите, если это прозвучит бестактно, но вы теперь вообще всё воспринимаете вот так, синхронно, а не линейно? - спросила азиатка.

- С куста пламени не получишь ягод, - ответил Каф старой пословицей и мудро оглядел соседей, хотя для тех это прозвучало явно невпопад.

- Иезечь, примерно этого и ожидала, - беззлобно ругнулась Скевере, которая общалась с молодым художником гораздо чаще остальных.

- Я слышал, ты и геометрию коридоров теперь по-своему видишь? - спросил киборг. - Всякие криптакомбы, куда никто больше не заходит?

- Почему же, заходит, - удивлённо посмотрел на него тот. - Стратега спроси, если не веришь. Или кого-то из его команды, они тоже в теме.

Связываться со Стратегом метагуманист явно не хотел, к тому же небезосновательно подозревал, что ответ окажется выше его понимания, поэтому лишь махнул рукой, мол, поглядим. Кольвен в ответ кивнул - видимо, растерял ещё не все связи с человеческим образом мыслей.

- К слову, - подал голос носатый метафизик, потирая руки. - Никто не думал перебраться из центра в дальние крылья? Тут становится тесно.

Все пятеро принялись жарко обсуждать особенности планировки подземной базы, почему кинозал расположили рядом со стадионом, куда снова переедет Анхель фон Рамм, действительно ли будут расширять некоторые коридоры, сдвинув стены соседних цехов, и многое другое, от твёрдых фактов до туманных слухов. Даже у Кафа нашлись несколько дельных замечаний. Беседа вновь оживилась, чай лился рекой, закусок на столе становилось всё меньше, и вновь воцарилась та уютная, но нескучная домашняя обстановка, которую Кольвен так ценил.


Оживлённо переговариваясь, Александр Грент Рихмайнен и Кольвен Каф шли по коридорам третьего этажа. Хотя высокий жилистый учёный был старше полноватого художника, глаза на его бледном вытянутом лице горели совершенно юношеским задором. Ему дико хотелось как можно больше узнать о причудливых законах алфизической реальности, а кто, если не Кольвен, мог ответить на множество вопросов? При каждой встрече они обсуждали теоретические возможности настроек ауры и проблемы современной алфизики так, словно эта наука, близкая к искусству, существует уже десятки лет. Вот и сейчас амбициозный учёный пытался понять новые тонкости местной альтернативной логики.

- А если направить… - начал было он новую тему, но художник вдруг замер, словно перед ним выросла стена, и оборвал его взмахом руки.

Каф напряжённо уставился на что-то невидимое, будто выходящее из-за угла.

- Дальше я не пойду, там Гарут, хоть и смотрит в другую сторону, - тихо выскороговорил он, делая шаг назад и хватая собеседника за рукав.

- Я ничего не вижу, - алфизик сощурился и тщетно всмотрелся в дальний конец коридора. - Так, насколько он для нас опасен?

- Только для меня, - ответил Каф, не отрывая взгляда от обманчивой пустоты.

- Ты точно уверен? - рука Александра потянулась к коммуникатору в кармане.

- Да, точно. Я же его покормил, думал, это котёнок. Бросил ему какую-то вкусняшку, хотя раньше не подкармливал котов. Он начал её с трудом разгрызать, я посетовал, мол, наверное, жестковато. А он возьми и ответь, что да, жестковато. Мы тогда ещё немного поболтали…

- И что было потом? - учёный искоса поглядел на экран, не решаясь подносить аппарат ближе к лицу, поскольку опасался, что его заметят.

- Слинял оттуда, пока он на что-то отвлёкся.

- Можешь описать, что такое этот Гарут, чтобы я хотя бы примерно знал, к чему готовиться?

Вместо ответа Кольвен неуловимым движением извлёк графический планшет и принялся рисовать. Вернее, перепрыгивать через слишком долгие этапы рисования, создавая сразу готовую картинку. Стилус едва касался экрана в случайных точках, но от каждой во все стороны разбегалось переплетение цветных пятен и штрихов. Рихмайнен присмотрелся. Странный мелкий бес вроде скрюченного мохнатого человечка. Лицо непропорционально меньше головы, скорее звериное, чем человечье, и, подобно остальному телу, покрыто короткой шерстью неопределённо-тёмного окраса. При этом казалось, что он действительно будет очень похож на кота, если немного сменить ракурс.

Подняв глаза, Александр осознал, что, пока он разглядывал рисунок, существо подошло к художнику вплотную. Со смесью брезгливости и испуга тот глядел, несомненно, прямо в глаза потусторонней твари. А она, распрямившись, явно стала выше среднего человеческого роста.

Учёный замер, не зная, как реагировать. Несмотря на кажущуюся абсурдность ситуации, по спине толпами побежали мурашки. Кольвен же быстро выругался и просто исчез, перебросив себя куда подальше одним странным смазанным прыжком, как будто одновременно во всех направлениях. Оставалось надеяться, что художник прав, и невидимка не причинит беспомощному алфизику никакого реального вреда.

Ещё минуту Рихмайнен простоял в полной неподвижности, однако ничего и правда не происходило. Наконец он тяжко вздохнул, потянулся и отправился по своим делам. На поиски Кафа наверняка ушло бы непозволительно много времени, а значит, беседа заведомо накрылась.

Но судьбе было угодно, чтобы уже через несколько часов они столкнулись вновь - в коридорах второго этажа. Новым собеседником художника оказался Орнес Санай, учёный из НИИ трансциентных наук. Массивный рыжеволосый мужик в квадратных очках увлечённо рассказывал Кольвену про некий удивительный феномен, который недавно заметил внизу. Художник же выглядел совершенно безучастным.

- Алекс, идёмте с нами, вас это стопудово заинтересует! - воскликнул он, размахивая левой рукой, как только завидел алфизика.

Из оживлённого монолога почти ничего не было ясно, кроме множества эпитетов. Орнес полагал, что лучше один раз увидеть, чем пытаться объяснить на словах. Тем более, что метафизик собирался вначале подтвердить само наличие таинственного явления, для чего ему и понадобились башковитые свидетели. А там уже, если звёзды удачно сойдутся, можно будет подыскать ему достойное объяснение.

Извилистая дорога привела их в недостроенный спортзал на самом нижнем ярусе базы. Александр почти не удивился, когда узнал, что находкой оказался Гарут, тот самый и всё ещё абсолютно незримый. Впрочем, теперь его вполне отчётливо ощущали и даже слышали все трое. Или не совсем слышали, но это полуинтуитивное чувство, разлитое в пространстве, напоминало скорее звук, чем знакомую телепатию.

Мохнатый демон воспринимал и обычную человеческую речь - но чем дальше, тем бредовее становился их долгий, гадкий, тягучий диалог.

- А если при помощи насекомых? - предложил он с новым воодушевлением. - У меня ещё остались!

- Так тоже не получится, у нас слишком твёрдые кости и зубы, - объяснил ему Каф, хотя сам уже явно подзабыл, что означают такие слова.

Это была далеко не первая подобная игра. Даже не худшая из предложенных. Кольвен шепнул учёным, что это странное существо - такой могущественный имбецил, который из праздного любопытства может учинить над ними много неприятного. И увериться в этом успели все.

- Как жалко… А можешь, например, часами расчёсывать тыльную сторону левой ладони, пока всё не обдерёшь?

- Нет, я так не смогу, - сдержанно ответил художник.

Гарут разочарованно хмыкнул, пробормотал что-то про неотложное дело и, судя по взгляду Кафа, отошёл в соседнюю комнату. Александр понятия не имел, что ещё может взбрести в голову этому типу, но однозначно хотел закончить беседу. Кольвен был с ним солидарен - едва невидимка скрылся, он незамедлительно потянул обоих исследователей к выходу. Однако у Орнеса были иные планы.

- Вы идите, а мне надо сделать кое-что ещё. Не волнуйтесь за меня.

- Ага, знаю я твою подготовку! - возмутился алфизик.

- Не знаешь. Лучше поторопитесь, пока Гарут не вернулся.

- Поверь, хорошо знаю. С бестиариями ты разбираешься отлично, спору нет. Но в остальном, уж прости, дилетант широкого профиля.

Рыжий только махнул рукой и отвернулся. Кольвен уже покинул зал, и упёртого аномальщика, скрипя зубами, всё-таки пришлось оставить.

Но сдаваться просто так Александр определённо не хотел.

- Значит, так, сейчас мы оба отправляемся наверх, за подмогой, - безапелляционно заявил он, и Каф покорно последовал за ним к лифту.

Учёный хотел позвать солдат, гостивших в третьей столовой, но, как выяснилось, они давно разошлись. Он нервно походил туда-сюда, не в силах решить, терять ли драгоценное время на их поиски или придумать иной выход. От одного воспоминания о Гаруте, который смотрит своими тупыми глазёнками и раздумывает, а не сломать ли тебе мизинчик, пробирал холод. Каким идиотом надо быть, чтобы остаться с ним наедине! А кто следующий? Рихмайнен рыскал глазами, пытаясь найти знакомые лица, и уже собрался было во всеуслышанье объявить…

Как вдруг заметил одного из своих давних учителей. Известная специалистка по фольклору, Лавранда Майтскеттер служила на этой самой базе Ордена уже много лет и имела за плечами огромный опыт работы с разной нечистью, причём не только теоретический. Она читала потрясающие лекции о фауне запределья - правда, категорически отказывалась тратить на это своё личное время, но Александра сейчас мало волновали тонкости гарутологии. Главное, что эта женщина не бросит соратника, попавшего в беду, если может помочь хотя бы советом.

- Добрый день, - алфизик сразу же показал худощавой блондинке портрет беса. - Ты знаешь, что на нижних этажах базы бродит вот это?

- Конечно, а как же иначе? - абсолютно серьёзно ответила та, выжидающе глядя на алфизика в ожидании более осмысленных вопросов.

Тот вкратце обрисовал ситуацию. Лавранда так же спокойно подозвала невесть как незамеченного молодого солдата и указала на учёного.

- Ребятам досаждает Гарут, и они решили от него избавиться. Подсобите им, пожалуйста.

Солдатик молча отсалютовал им, куда-то отошёл и через минуту вернулся, держа в руках орудие, отдалённо похожее на пылесос. Кроме того, верхнюю половину его лица теперь скрывало причудливое подобие прибора ночного видения. Александр поёжился - что, всё вот так просто? В иной ситуации он бы решил, что ему не верят и лишь подыгрывают, но сейчас всё явно было взаправду. Казалось, он один не в курсе, что тут происходит. Волосатый демон был ужасен, однако то, что для остальных он не удивительнее собаки, добивало окончательно.

Когда все трое прибыли на место, спортзал тоже опустел. Вернее, исчезли Орнес и Гарут, зато прибавилось других жителей бункера. Одни учёные что-то измеряли, другие просто прогуливались мимо, строители продолжали обшивать стены экранными панелями - словом, жизнь шла своим чередом. Кольвен сразу же отошёл в сторонку и разговорился с почтенным усатым профессором. Он тыкал в разные стороны пальцем и что-то негромко говорил, а пожилой учёный понимающе кивал и что-то записывал в электронный блокнотик. Александр различил отрывок фразы про некие фрактальные углы - верный признак того, что недавно тут проходили Мейодзи, но больше ничего не смог разобрать.

Впрочем, он и не пытался вслушиваться в их негромкую беседу - сейчас были более насущные задачи. Солдатик оглядел все ближайшие закоулки и, ничего не найдя, призвал его смотреть в оба, а сам начал обрабатывать своим пылесосом навесы по обеим сторонам коридора.

- Похоже, здесь только я ничего не понимаю, - буркнул учёный, максимально старательно, но заведомо бесцельно озираясь по сторонам.

Неожиданно он увидел, что в дальнем конце коридора, возле боковой лифтовой двери, к углу между стеной и потолком зачем-то примыкает лестница. Обычная такая стальная стремянка - но что-то в ней показалось Рихмайнену странным, смутно неправильным. На всякий случай он подошёл к художнику, коснулся его плеча и указал в ту сторону. Лишь только глянув туда, Каф побледнел и снова принялся рисовать.

Картина показывала, как прямо из-под потолка по лесенке головою вниз спускается абсолютно лысый гуманоид мерзейшего вида - пористый, тощий, без лица, если не считать бесфрменной лягушачьей пасти, болезненно-сизый, полупрозрачный, сплошь обвитый белёсыми плёнками.

- Вон там, гаси его, ну! - учёный окликнул солдатика, даже встряхнул, но тот лишь с ужасом уставился на невидимое Рихмайнену существо.

- Так ведь нельзя! - ответил за воина художник, зарисовывая, как к ним приближается хмылый демон. - Мы же сюда за Гарутом шли, верно?

- А это тогда что за хрень такая?!

- Это его отец.

Вдруг, что-то сообразив, Кольвен решительно направился к старшему бесу и, причудливо жестикулируя, завёл с ним разговор. Александр с такого расстояния не разобрал ни слова, однако солдат облегчённо вздохнул и стянул визор с головы. Алфизик с его позволения взял этот прибор и нацепил на себя, надеясь узнать хоть что-то полезное. Увы, на мониторе была только бессмысленная для него мешанина пикселей.

- Всё, проблема решена, больше они нас не побеспокоят! - гордо возвестил Каф и вернулся к прерванной беседе с усатым исследователем.

Александр, безусловно, порадовался, но не слишком разделял его восторг. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Почти как тогда, когда только пришёл в этот бункер и впервые узрел все здешние стратеговские технологии. И действительно ли незримые создания ушли? Решив не искушать судьбу, учёный поспешно направился к лифту и как можно скорее уехал наверх, в куда более привычную рабочую обстановку.


Кольвен сидел на диванчике в одной из многочисленных комнат отдыха, машинально перелистывая страницы какой-то книги, и, как обычно, анализировал себя, приводил разбегающиеся мысли в порядок, а главное - завершал раскрытие всех возможностей своей усиленной ауры.

Эта настройка была настоящим произведением искусства. В сравнительно небольшом, по алфизическим меркам, кусочке кода скрывалось целое море разнообразнейших опций. Основной их набор оказался не так уж велик, художник сравнительно быстро написал для каждого такого инструмента подходящий интерфейс - но, проявив минимальную смекалку, с их помощью можно было достичь поистине космических высот разума и духа. Правда, поначалу он боялся предпринимать смелые шаги, опасаясь, что изменения его личности будут необратимы.

До тех пор, пока не отыскал там кнопку выключения. Это сейчас ему было очевидно, что она обязательно должна там быть - однако раньше, только начиная осваиваться с принципиально новым взглядом на всё, Каф изрядно перепугался. Даже банальный квантовый мир настолько непохож на картинку в человеческом сознании, что там едва применимы хоть какие-то концепции обычной логики. А ведь это самое что ни на есть истинное устройство физической вселенной - но человек привык видеть её в более удобном для своих бытовых задач, хоть и абсолютно ложном виде. На самом деле книга, рука, планета, материя как таковая и другие подобные вещи не существуют от слова совсем. Это лишь отдельные фрагменты абстрактного облака слабо связанных элементарных частиц. Частные случаи интерференции волн в кромешной тьме.

Но затем, четыре недели, два дня, восемь часов тому назад, когда Кольвен наконец подключил новые, так сказать, органы чувств и сумел копнуть ещё глубже, всё это оказалось столь же неверным. Физика предстала не более чем интерфейсом истинного, алфизического яруса мироздания. И увиденное очень слабо походило на то, что представлял художник. Сходства были только самыми поверхностными, вроде того, что ауры действительно едины, поэтому книга всё же существует не только в рамках человеческого ума, но и для самой реальности.

Сложнее всего оказалось разобраться с азами. Даже квантмех, теория относительности, темпоралогия и другие области высшей физики с их чудесатой логикой всецело опираются на твёрдую математическую систему. Алфизика же была царством, где математика задаёт от силы половину природных законов. Остальное приходилось на то, что легче всего назвать чистыми идеями и смыслами. Очень многое там явно зависело от точки зрения Кафа, и не из-за особенностей его восприятия, а просто потому, что оно вот такое. Кабы не идеальная память, за которую отвечала специальная функция его дополненной ауры, художнику едва ли хватило бы всей жизни, чтобы просто понять этот факт.

Следующим шагом стало понимание того, что далеко не все программы алфизического мира кодируют физический. Там, внизу, было куда больше места. Память тогда подсказала ему неплохую ассоциацию - плотно растущие грибы. Шляпку каждого можно уподобить отдельной части пространства, а ножку, стало быть, её условно-цифровому фундаменту. И если все эти шляпки соприкасаются так, что человек, гуляя по ним, не видит промежутков, то внизу, между опорами, оставалась куча пустой земли. Впрочем, на самом деле далеко не пустой - везде валялись различные камешки, росла трава, бегали мелкие зверушки и происходило бог знает что ещё. Настройка же позволяла Кафу как бы смотреть сквозь шляпки или, скорее, видеть оба уровня вселенной одновременно. Хотя на зрение данное чувство походило меньше всего.

Он вообще сначала долго учился пользоваться ассоциациями, а потом так же старательно переучивался, отказываясь от них в пользу более верного чистого знания. В его настройке была заложена внушительная библиотека подобных условных обозначений, а открывались они как воспоминания, ненавязчиво и мягко. К счастью, Кольвен довольно быстро научился извлекать информацию прямо из алфизического мира, хотя ему приходилось постоянно объяснять значения многих терминов менее искушённым собеседникам. С другой стороны, чем дальше он постигал подлинную суть вещей, тем хуже понимал человеческие слова и саму их логику. У него вырабатывалась своя, совершенно иная.

Что уж там, он даже утратил возможность совершать многие простые движения! Не сразу, постепенно, но всё же чуть быстрее, чем осваивал новые. Впрочем, к тому времени они уже не были ему нужны. Ведь и человеку незачем дышать под водой, он адаптирован к жизни на суше.

Мысленная кнопка выключения этой настройки спасала ситуацию, когда иначе было совсем никуда - однако пользовался ею Кольвен редко и очень неохотно. Становясь снова обычным человеческим существом, он чувствовал себя маленьким и глупым. Его вторая ипостась была на порядки более толковой, с усиленным интеллектом и много чем ещё. Даже частичное отключение - почти то же самое, что лишиться глаз.

Более того, когда она работала, для него переставало существовать само понятие разницы между её включением и выключением. Вот же она, никуда не делась, просто отодвинулась на задний план. Хотя для алфизики, конечно, нет заднего плана, аура одинакова в каждой точке.

Всё более странные опции, найденные Кольвеном, становились для него ясной нормой. Окружающие понимали, как трудно ему приходится с ними общаться, и делали всё, чтобы помочь остаться частью общества. Каф был им благодарен, хотя также понимал, что всё это связано с главной необходимостью - его переделали, чтобы он смог проанализировать и описать принципы работы механизмов темвийского червя.

К этому он был уже практически готов. Оставалась самая малость - раскрыть последнюю часть своей ауры. Эту функцию он обнаружил, только когда полностью откалибровал все остальные. Для неё требовался специальный ключик, особая мысль, которую он как раз и искал.

Судя по всему, это полноценное осознание чего-то такого, что уже достигнуто. Скорее всего, самого важного. Но что конкретно имеется в виду? Умение совершать алфизические поступки вроде перемещения вне пространства, попадая сразу туда, куда надо, без настоящего изменения реальности? Воспринимать человека не как отдельные части тела, совокупный организм, действия, мотивы, характерный образ мыслей и иные компоненты, а полностью, единым монолитом всех признаков, эдакой квинтэссенцией человечности? Видеть его не твёрдым статичным куском вещества, а тончайшей системой сложных абстрактных ситуаций, от квантмеха и вплоть до глубин исходных скриптов?

Правильно поставленный вопрос уже содержит в себе ответ. Все эти таланты имеют общий корень - атицею, высшую форму синхронности.

Настройка делала его не просто Кафом с добавочными опциями, а вообще новым существом, Кольвеном-инопланетянином, пользующимся совершенно иной логикой. Пока она работала, художник переставал понимать прежнего себя, его мысли опирались на абсолютно непохожие предпосылки. Но у обеих его ипостасей была общая память, пусть даже понятная лишь наполовину - а значит, он по-прежнему тот же самый комплексный объект. У него сохраняется та же личность, сознание, точка взора на жизнь. Ведь общий принцип, лежащий в основе атицеи, всегда универсален, а значит, точно так же относится и к нему. Каф нетерпеливо поёрзал и впервые отважился ухватить эту идею за хвост.

Он един, монолитен, как и всякий человек. Между ипостасями нет разницы. Не существует никакого альтернативного образа мыслей - у него есть только один, логика Кольвена Кафа, просто чуть шире обычной. Каждая мысль художника, какой бы странной она ни была, объективно является всего лишь элементом его общей сути. А значит, нет и никаких переключаемых режимов работы ауры. Просто он этого не понимал.

И вот онемение его метафизической ноги окончательно прошло. Кольвен наконец перестал ползать и впервые по-настоящему встал. Сделал шаг, другой, затем побежал. Нет, тело спокойно сидело на диване, разум тоже оставался безмятежен, настройка работала размеренно, как всегда - но единая сущность развернулась во всю ширь, устремляясь вдаль, к заветной цели. Прозрение ударило его прямо в центр сути, словно могучий молот, пронзило мозг благоухающим мечом, перевернуло весь мир с ног на голову, вывернуло наизнанку, и внезапно всё сделалось кристально ясным. Цепи распались. Каф достиг просветления, чистого осознания самого себя. Он всегда был и будет человеком.


На верхнем этаже подземной базы, в сверхзащищённом зале, где покоились таинственные, полуразобранные, но до сих пор непонятные даже лучшим местным учёным остатки инопланетного робота-червя, понемногу снова воцарялось оживление. Лифты еле слышно гудели, привозя инженеров, исследователей, охранников и прочий персонал. Больше месяца ожиданий! Без полного раскрытия ауры Кафа делать там было совершенно нечего. Разве только сторожить цех, на всякий пожарный, хотя пленённый дрон однозначно был мертвее камня.

В очередной раз двери лифта бесшумно распахнулись, выпуская шумную толпу. Народ устремился по просторным коридорам к цеху, попутно растягиваясь неровной цепочкой, как бы выстраиваясь в очередь. Ментальные синхронизаторы пришлось отключить, ибо простой человек не смог бы выдержать образ мыслей Кольвена, вползающий в его голову, дольше нескольких минут. Поэтому управлять толпой пришлось по старинке, с помощью громкоговорителей. Стены заботливо гасили всё лишнее эхо, оставляя только необходимый минимум.

Наконец все собрались, рассредоточились по залу, заняли свои заранее обговорённые рабочие места. Всего приехали ровно полсотни человек - хотя здесь поместилось бы гораздо больше, от желающих прикоснуться к будоражащей загадке не было отбоя… Но слишком много народу, даже самого умного, лишь осложнило бы и без того нелёгкий труд. Охрана приготовила орудия и защитные механизмы, на случай, если что-то пойдёт не так и дрон всё же выкинет какой-нибудь внезапный гадкий фокус. Ведь так далеко ещё никто не заходил.

Пока не указано иное, содержимое этой страницы распространяется по лицензии Creative Commons Attribution-ShareAlike 3.0 License